we are all clowns
Иду по узкому тротуару. Слева — здание, а справа — лужа. Причём такая огромная, что там можно снять новую часть пиратов, в которой будут биться кракен, Собянин и помятый Джонни Депп, который приплыл в Москву, чтобы расследовать таинственное исчезновение его братьев по духу — воробьев.
В общем — узкий проход. Мне на встречу идут мама и ребёнок, занимая все пространство. По половине прохода на человека. Женщина смотрит на меня, потом на ребёнка и елейным голоском просит: «Ванечка, уступи дяде место».
А Ванечке насрать. Не в том смысле, что он оппонирует, а нормальное такое детское насрать. Он глазами лужу поедает, не зная, что с этим богатством делать. Ваня ещё совсем маленький.
Женщина повторяет: «Ванечка, уступи дорогу». Но результат тот же. Стоим. Женщина начинает зачем-то рассказывать, что это невежливо, что она ему тысячу раз говорила, что надо уступать и вообще, в кого он такой упёртый? А Ванечка, судя по виду, желает увидеть на горизонте чёрные паруса так истово, что Ассоль ему бы своё место уступила в очереди за счастьем.
— Может вы уже сами... — Предлагаю. — Чуть-чуть в сторону?
Женщина внимательно посмотрела на меня. На лбу между внезапно возникших складок проявилась бегущая строка: ну Ванечка-то, понятно, кому уступать должен, дяде, а я, что, Ванечка, чтобы тебе дорогу ступать? Сзади меня уже кто-то нетерпеливо мнётся, позади женщины тоже. Короче все это перерастает в какой-то Карибский кризис.
— Молодой человек... — Начинает женщина сольную партию голосом мичмана, но не успевает продолжить. В этот момент случается то, что должно было случиться давно. Из недр лужи выныривает кракен (мимо проезжает машина). Волна столичной жижи захлёстывает всех. Женщина в говне, я в говне, все, кто стоял рядом в говне. Ваня счастлив.
— Ваня! Ну я же сказала!
— Воспитательница херова... — Бурчит какой-то мужик, оттерев плечом женщину и просочившись таки между ней и стеной.
Ванечка счастливыми глазами смотрит, как успокаивается чёрная гладь лужи. Надежда его непоколебима.
Рагим Джафаров
В общем — узкий проход. Мне на встречу идут мама и ребёнок, занимая все пространство. По половине прохода на человека. Женщина смотрит на меня, потом на ребёнка и елейным голоском просит: «Ванечка, уступи дяде место».
А Ванечке насрать. Не в том смысле, что он оппонирует, а нормальное такое детское насрать. Он глазами лужу поедает, не зная, что с этим богатством делать. Ваня ещё совсем маленький.
Женщина повторяет: «Ванечка, уступи дорогу». Но результат тот же. Стоим. Женщина начинает зачем-то рассказывать, что это невежливо, что она ему тысячу раз говорила, что надо уступать и вообще, в кого он такой упёртый? А Ванечка, судя по виду, желает увидеть на горизонте чёрные паруса так истово, что Ассоль ему бы своё место уступила в очереди за счастьем.
— Может вы уже сами... — Предлагаю. — Чуть-чуть в сторону?
Женщина внимательно посмотрела на меня. На лбу между внезапно возникших складок проявилась бегущая строка: ну Ванечка-то, понятно, кому уступать должен, дяде, а я, что, Ванечка, чтобы тебе дорогу ступать? Сзади меня уже кто-то нетерпеливо мнётся, позади женщины тоже. Короче все это перерастает в какой-то Карибский кризис.
— Молодой человек... — Начинает женщина сольную партию голосом мичмана, но не успевает продолжить. В этот момент случается то, что должно было случиться давно. Из недр лужи выныривает кракен (мимо проезжает машина). Волна столичной жижи захлёстывает всех. Женщина в говне, я в говне, все, кто стоял рядом в говне. Ваня счастлив.
— Ваня! Ну я же сказала!
— Воспитательница херова... — Бурчит какой-то мужик, оттерев плечом женщину и просочившись таки между ней и стеной.
Ванечка счастливыми глазами смотрит, как успокаивается чёрная гладь лужи. Надежда его непоколебима.
Рагим Джафаров