we are all clowns
В феврале не достанешь чернил, не плачь.
Раз настал – не отступит, придётся признать родство.
Сгруппируйся в прыжке и оттачивай зубы и мастерство.
По причине критических неудач под ногами земля ожидаемо сходит с курса.
В этом городе смог. Это место не для экскурсий,
пребывание в нём непременно осудит врач,
но невзрачный пейзаж с другой стороны зрачка
всё же лучше,
чем вид из окна областной больницы.
Сочинитель устал, изменил имена и лица,
побледневшей рукой дотронулся до смычка.
От присутствия нот осязаемым станет воздух.
Одинокий старик с непривычки протрёт глаза.
На больничную стену небрежно прибиты звёзды,
там, под звёздами, мир был когда-то создан,
не пытайся поймать аккорд, уже слишком поздно,
сочинитель уже не помнит, что он сказал,
не уверен, что всё это сочинил он,
предлагает: возьми что сможешь, захочешь – потом отдашь.
Сотворивший тебя не подумает о чернилах,
но стесняясь вручит резинку и карандаш.
Виктория Манасевич
Раз настал – не отступит, придётся признать родство.
Сгруппируйся в прыжке и оттачивай зубы и мастерство.
По причине критических неудач под ногами земля ожидаемо сходит с курса.
В этом городе смог. Это место не для экскурсий,
пребывание в нём непременно осудит врач,
но невзрачный пейзаж с другой стороны зрачка
всё же лучше,
чем вид из окна областной больницы.
Сочинитель устал, изменил имена и лица,
побледневшей рукой дотронулся до смычка.
От присутствия нот осязаемым станет воздух.
Одинокий старик с непривычки протрёт глаза.
На больничную стену небрежно прибиты звёзды,
там, под звёздами, мир был когда-то создан,
не пытайся поймать аккорд, уже слишком поздно,
сочинитель уже не помнит, что он сказал,
не уверен, что всё это сочинил он,
предлагает: возьми что сможешь, захочешь – потом отдашь.
Сотворивший тебя не подумает о чернилах,
но стесняясь вручит резинку и карандаш.
Виктория Манасевич